Пожалуй, этот пост касается и критика, и писателя. Писатели — особенно молодые — вечно требуют у коллег лайфхаков, которые бы сотворили из безграмотного МТА зрелую творческую единицу; у критика они требуют редакторского разбора, который, строго говоря, критик делать не должен, не его это компетенция. Но что поделать, младоаффторы не в курсе, в чем разница между критическим разбором и редакторским. Что ж, опять придется объяснять более чем очевидные вещи. *привычно свистит кэпу*
Редакторский разбор — детальный, пословный анализ текста. Начиная с первой фразы, редактор правит все стилистические ошибки, какие найдет. Корректор, по идее, должен исправить аффтарскую орфографию и пунктуацию, но, говорят, нынче всех этих нужнейших людей господа издателя́ из процесса выдавили, теперь редактор вынужден править ошибки любого рода.
И делает это молча. Издательский редактор, для которого вы никто, пятый лебедь у третьего пруда, ничему вас учить не станет. Вы, скорее всего, и правку-то не увидите, если не прочтете договор с лупой, не выловите соответствующий подпункт и не отвоюете право визировать изменения в авторском тексте. В отличие от «поточного», ваш персональный редактор работает как бета-ридер, он же бета-тестер. И если вам повезло таковым обзавестись, он вам суть ошибок разъяснит; авось вы поймете, как не надо делать, и будете хоть чуточку грамотнее и прилежнее в своем творчестве.
Но не зря цены на подобную услугу — разбор, совмещенный с обучением — зашкаливают. Обучение вам не критическая статья. В результате переписи ошибок получается гигантский талмуд (оттого редакторы предпочитают разговаривать о книге, а не писать, что в тексте не так) размером больше того опуса, который младоаффтар наваял и, как он уверяет, тщательно вычитал.
Одно из самых плохо пишущих существ, которое клянчило у меня разбора, клялось взахлеб, что правило свою херню и почти всё выправило. Между тем в первом же абзаце полдюжины стилевых и пяток грамматических ошибок — да и потом не лучше. Вздумай я разбирать ту муру пословно, у меня бы месяцы ушли на писанину по теме «Почему каждое предложение написано коряво, а множество слов — неправильно или стоит не на своем месте». Я даже оценивать не берусь, сколько бы стоила подобная «зачистка с разъяснениями», вздумай я ее коммерчески оценивать.
К тому же, как все недавно убедились, сопротивление младоаффтара может достигать поистине эпической силы. Он напишет «Илиаду» о своих обидках, хотя мог бы сесть и попытаться разобраться, что же с его текстом не так. Нет, вместо этого МТА пытается компенсировать полученный дискомфорт от критики чмафками и лайками от таких же обиженных друзей. Им тоже какой-то мэтр насыпал соли на хвост, теперь «юные, не бреющие ног бороды» отрываются на пару. И словно разведенки, рассекают по информационному пространству с плакатами «Все мэтры козлы!» Так оно бывает у каждого редактора-беты-наставника-лектора с каждым МТА. Ибо практически у всех молодых множество амбиций, но единственная сверхцель — напечататься на бумаге.
Вот почему сесть и самой написать по заданной теме неизмеримо легче, нежели преодолевать стены, выстроенные в неразвитых мозгах.
Итак, редакторский разбор клянчить у писателя и критика не стоит. Доживете до седых мудей персональных редакторов, с ними и поговорите. На что можно рассчитывать, подсовывая свой труд профессионалу? На критический разбор? А вот и нет.
Критический разбор состоит в том, чтобы оценить текст по части стиля, композиции, сюжета, образов, идей, знания матчасти. Причем для разбора каждого пункта потребуется изрядная такая статья, если высказать претензии не вкратце, а по-взрослому. Что значит «по-взрослому»? Это значит, что каждая распространенная или же типичная для данного МТА ошибка будет указана.
А начинать таки придется с корявого, ученического языка, коим нынче пишет племя младое.
Да, племя и ныне диких тунгусов от литературы хочет лайфхаков и ноу-хау. Оно искренне верит в существование таковых и подбадривает себя мыслью: все навыки, которыми владеют специалисты, на деле очень просты и осваиваются за пять-десять уроков. А если сделать амулет грамотности, то и вовсе ничего учить не придется. Например, делегировать пресловутое знание грамотности и формирование стиля неким мифическим издательским сотрудникам, а самим заниматься исключительно поисками сюжетных и сеттинговых фишечек, авось удастся придумать такую, какую еще никто и никогда…
Ну дикари же, дикари. Форменные тунгусы-папуасы. Отсюда и развесистое клюквописево с хмельной сулемой и с бекешами на головах, и постаревшая маленькая Вера, которая, как наш народ еще помнит, слезть не хочет с хера и доказывает свое именно в койке, и масслит с гомогенными, точно матрешки, болванчиками, покрытыми магической и научно-фантастической росписью…
Кстати, о матрешках. Поговорим о том, каково приходится критику, когда в подопытном материале и критиковать нечего.
Чтобы задавать вопросы по делу, необходимо дело. А откуда его взять, когда перед тобой ученический текстик, написанный в духе сочинения «Как я вижу далекое будущее на Марсе/далекое прошлое в Ахрендиллоне»? Зрелому критику, равно как и писателю, разбирать в подобных трудах нечего. Максимум, что они могут посоветовать — больше читать классики и сравнивать, как пишут пресловутые классики, со своими текстами.
Возьмем в качестве примера так называемый стиль сегодняшних звезд масслита. Я уже объясняла, что он неразличим — и все равно, космоса перед нами или хтонические царства, никаких индивидуальных черт в оном писеве нет.
– Как ты смеешь перечить мне, смертный?! – пафосно вопросила Полина, перед сном обчитавшаяся фэнтези, и с драматическим: – Узри же мощь моего волшебного пенделя! – пнула кресло в спинку.
В следующий миг девушка узрела мощь разозленного киборга: Дэн встал, сгреб подругу за шкирку комбеза, поднял над полом – невысоко, просто чтобы не доставала ногами – и куда-то понес. Кошка, задрав хвост, с триумфальным мяуканьем поскакала следом, чувствуя себя отмщенной.
– А-а-а, за что мне эти муки?! – заголосила Полина, получив долгожданное развлечение. – Ну Дэ-э-энька! Отпусти меня! Я больше не бу-у-уду! Громыко.
Правда, последнюю стрелу увлёкшийся бес-охранник прямо выпустил в… Короче, дикий вой Павлушечки, уязвлённого в самую чувствительную точку, едва не заставил меня присесть.
— Уй-й-й-я-а-ай!!! Попал, гадёныш, из лука в уретру-у!
— Это типа поразил, как Давид Голиафа? — шёпотом уточнил спрятавшийся за моей спиной маленький преображенец. — И чего он так на какую-то уретру жалуется, я вроде под фартук попал…
— Это по-латыни, — решил я, сам не зная толком, о чём речь. — А ты бы давал тягу на всех копытцах, пришибёт ещё… Белянин.
И тут явственно ощутила, что лежу на ковре, и в его толстом ласковом ворсе путаются мои пальцы. Пальцы?! Стоп. А где же мечи? Я точно помнила, что даже во время ритуала крепко держала в руках вновь обретенное оружие.
— Сперли! — завопила я и подпрыгнула на месте, при этом крепко приложившись лбом о кровать.
Оказалось, в янтарной комнате находилась огромная кровать величиной с небольшой аэродром. Ее алые атласные простыни обещали сладкий сон и негу любому, кто приляжет на мягкий матрас и задернет красный балдахин из струящихся складок органзы. Андрианова.
Дородный священник побагровел лицом и рявкнул:
— Что смотришь, дура? Давай персты целуй благодетелям своим.
Это был сам Павлиний Фарсидский, а рядом с ним колокольней маячил Альборий Элизийский. Тот также выглядел крайне недовольным, но не разгневанным, а с ноткой брезгливости на лице.
— Больше ничего целовать не надо, дяденька? — своим сочным глубоким голосом спросила Миранда.
— Надо будет, всё поцелуешь! — прорычал протопресвитер Павлиний. — Думаешь, если ты подружка Клементины, можешь мне дерзить? Как бы не так! Если провалишь расследование, я тебя лично в целлофан запакую. Обиженка на мэтров.
Ну вот с каких азов начинать, чтобы дать понять аффтарам сего — это не просто плохо написано, это написано антихудожественно. Литературный текст — не кое-как увязанные во фразу слова. Литературный текст — отражение как четко вербализованной мысли, так и образа, передать который позволят художественные средства и приемы. А если ваш текст антихудожественный, то пофигу, с какими издателями вы вась-вась и сколько у вас лайков-чмафок по Сети наставлено. Вы. Не. Писатель. Вы существо, которое стоит у конвейера и дает план. Писатель — нечто са-а-авсем другое.
— Если бог всемогущ, падре, пусть он сделает так, чтобы на семнадцать выпал выигрыш двенадцать раз подряд. Тогда бы он действительно совершил чудо! А я пришел бы сюда и засыпал всю церковь цветами…
— Бог не вмешивается в игру, сын мой…
— Тогда, падре, он не знает, что хорошо, а что плохо. Ему неведомы переживания, которые испытывает человек, когда видит, как крутится шарик рулетки, когда он рискует последней фишкой и сердце его готово вот-вот разорваться…
И доверительно, словно о тайне, известной только ему и священнику, Гуляка спрашивал:
— Неужели бог не знает этого, падре?
А между тем дона Розилда, стоя на паперти, продолжала разглагольствовать:
— Выброшенные на ветер деньги… Никакая панихида не спасет этого пройдоху. Бог справедлив! Жоржи Амаду.
Разницу видите? Принципиальную разницу? Это вам не «нотки на лице», не «всё поцелуешь, а то запакую», не волшебный пендель и не стрельба по уретрам, не толстый ласковый ворс подражательниц кому попало, но никогда — кому-то умеющему писать. Что нынче идет валом как творчество «подающих надежды авторов»? Неряшливый, корявый текст, который в одних местах менее глуп, в других более, но всегда коряв и демонстрирует пренебрежение своего создателя к слову.
Как объяснить пишущим такое, что ирония и юмор полноценного писателя отличаются от текстух аффтара, норовящего подделаться под гомогенную школоло-среду, вписаться в нее, опуститься на ее уровень? К тому же литераторы такого рода в массе своей не хотят качественно писать. Они хотят некого «успеха». Выражается он в издании за смешные копейки плохоньких, неотличимых друг от друга книжонок, которые якобы хорошо продаются. Так хорошо, что некоторые «успешные творцы» жалуются: издатели кладут на полку их рукописи и отказывают в выпуске уже написанных заказных книг — печатать самиздатовскую самосейку дешевле, окупается она быстрей, а текст на том же кошмарном уровне, что и у «звезды».
В качестве компенсации за свои болести МТА хотят комплиментов. От критиков, от коллег, от читателей, от черта лысого. А вместо панегириков приходится слушать кого-то вроде фантаста Валентинова, который в интервью без обиняков заявил: «Авторы же «Мага из дурдома» и «Инквизитора помойки», взяв свое с наивных и доверчивых читателей, уйдут в более подходящие для них производства«. Эх, мэтры, мэтры, за что ж вы так с племенем младым?
