Недавно наткнулась на статью об очередном приобретении хозяина «Эксмо» Новикова «Основатель «Эксмо» построил на Рублёвке «дом-цветок» за миллионы долларов». В свете того факта, что работникам «Эксмо» регулярно задерживают зарплату на два-три месяца, новость выглядит замечательно: «Владельцем рублёвского особняка, который получил популярность в интернете из-за необычной формы, оказалась семья Олега Новикова — основателя крупнейшего российского издательства «Эксмо». Об этом сообщили «Открытые медиа». Дом площадью 5300 кв. м состоит из нескольких уровней. В некоторых местах они сливаются с садом, превращаясь в единое пространство. Участок расположен прямо на берегу Москвы-реки. Эксперты оценили сам участок в $29 млн, а с особняком его цена варьируется от $55 до $100 млн. Оказалось, что раньше землями владел основатель «Евросети» Евгений Чичваркин». Вот, собственно, для чего нужна российская литература. Вот чем ее работник занимается в поте лица и практически бесплатно — строит особняки бесссребреникам, радеющим за культуру и мультуру. На словах радеющим.
А я ведь его помню, этого Новикова. Шли мы лет пятнадцать назад с моей редакторшей по коридору «Эксмо», смеясь над какой-то шуткой (редакторы вообще встречают своих авторов — по крайней мере тогда встречали — словно любимых родственников, весьма приветливо; деньгами-то не всегда могут порадовать, остается радовать радушием), и вдруг лицо ее вытянулось, приобрело кислое выражение. Девушка шепнула мне: «Сделай грустное лицо! Быстро!» Я на автомате подчинилась, мимо прошел длинный мужик со злобной рожей, а через некоторое время я спросила: «Из-за него, что ли? Идиосинкразия к смеху на рабочем месте?» Редакторша вздохнула: «Да, это Новиков. Он ненавидит, если кому-то хорошо, если человек смеется или хотя бы улыбается. У него какая-то патология: любые положительные эмоции других людей воспринимает как оскорбление для себя».
Есть среди о-о-очень богатых людей категория патологических завистников: они бы весь мир до костей ободрали и по крестам развесили, лишь бы ни у одного человека не было того, чего не имеет богач-завистник — простого человеческого счастья. Возможно, именно зависть лежит в основе их неукротимой жажды власти и денег. Два инструмента, которыми, если верить стереотипам, можно править миром, но нельзя править собой, вот горе-то! Новиковы, сколько бы «домов-цветов» себе ни построили, не могут справиться с чувством острого душевного дискомфорта при виде радующегося жизни «нищеброда». Может, отсюда их бешеное желание недоплатить, недодать, загнобить, превратить в винтик системы, работающей через пень-колоду и явно издыхающей в железных тисках недовольного всем и вся хозяина.
Под ними-то и корчится наша литература, тридцать лет планомерно уничтожаемая. И ради чего? Ради того, чтобы при Олеге Новикове никто не улыбался. Вам самим-то не смешно, господа хорошие?
Порою кажется, что в новом веке писатель не нужен никому. Он лишь винтик в системе для добычи и отмывания бабла. Оттого и гибнет литература, что ее саму превратили в систему прокручивания денег и дележа имущества. Любая сфера деятельности требует денег, без денег не работает ничто и никогда, но есть области, в которых забота ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО о деньгах естественна и разумна. Однако есть такие области, в которых основной мотиватор не деньги, а если успешность-эффективность начинает измеряться деньгами, то всему конец. Вся сфера деятельности хиреет и гибнет.
В медиа, может, и нет разницы, сидит ли портале, созданном для вещания либералов, один либерал вместо другого либерала. Ну, будет он ахеджакаться в других выражениях, подумаешь. В бизнесе нет разницы, сидит ли на месте директора один дурак вместо другого дурака. Вот если бы посадили умного — тогда да, а так… Однако в культуре-науке-искусстве отрицательная селекция смертельно опасна, поскольку они целиком держатся на уме и таланте «пчел трудовых», а не на отлаженном производстве, которое долгое время пашет само по себе, не реагируя на гениальные идеи руководства.
Вспоминается мне результат такой селекции, уморительный поц по фамилии Гаврюченков, дрейфующий в сетях под ником «Кровавая икона» (интересно, икона чего? уж точно не стиля). Еще лет семь назад тот Блядеайкон советовал писателю (причем любому) не выеживаться, а писать «шо было велено». Кем велено? Барином-благодетелем, издателем. Тогда, дескать, им, писателем, издатель сможет заткнуть дырку в планах производства никому не нужного писева. (Замечу: биография самого Гаврюченкова может послужить иллюстрацией к статье «Лузер» в энциклопедии сленга: писательскому сообществу Блядеайкон известен главным образом своим рассказом «Как я ебал собаку»; образования у «писателя» нет, таланта нет, известности нет, зато есть уголовный срок; добрый хозяин после верной службы повысил ценного работника до положения сторожа на складе макулатуры… Словом, жизнь удалась.)
Когда писатели (как симпатичные мне, так и не симпатичные) пугливо, с оглядкой рассказывают, в каком тоне с ними разговаривают в издательствах — точно носом тычут: поклонись, голова не отвалится! — я едва удерживаюсь от мрачно-злорадного: «А я предупреждала!» Предупреждала, что нас начинают нагибать и ставить в то самое положение, в котором мы уже побывали относительно недавно, в 90-е. В те времена ВСЕМ гуманитариям пришлось делать выбор: сидеть на голодном пайке или податься в мелкий криминалитет. Мошенник на доверии, карманный воришка, попрошайка на паперти — короче, ловец грантов и премий. Каковыми сейчас почему-то гордятся как ЛИТЕРАТУРНЫМИ достижениями.
В те дни шел такой же передел территорий, что и сегодня — в науке, в культуре, в искусстве. И в литературе, разумеется. Жестокий передел, и не в пользу литературы. Юлия Старцева однажды писала о книжной ярмарке в Красноярске, где красноярским издателям попытались отказать в стенде (о котором, замечу, была договоренность; да только монополисту умирающего книгоиздата все эти договоры с писателями, издателями, редакторами и прочей мелкотой — тьфу и растереть): «В прошлом году, жалуются бывшие земляки, им вовсе микрофоны отключили на выступлениях. Зато и тогда, и нынче на сцене самовыражались на клоачном пиджин-рашен горалики, лекмановы и прочие любимцы Прохоровского фонда.
Независимых издателей не надобно совсем новой тоталитарной системе книгоиздата, зачем нужны даже микроскопические конкуренты. Талантливых, настоящих писателей — тоже «нэ трэба», когда есть назначенцы. И денег не надо, деньги всё равно гребут лопатой из бюджета».
Тридцать лет промывания мозгов, которому и Софья Власьевна позавидует, дают свои плоды, шестерки рвут на груди рубаху, воспитывая авторов:
«Татьяна Стоянова Ваше поведение в публичном пространстве вредит Вашей писательской репутации, к сожалению…
Daniel Orlov А репутация складывается из книг, из написанного автором, а не от умения гнуть спину.
Татьяна Стоянова Daniel Orlov В этом мире все не так, шаблонно, как Вы воспринимаете.
Snova Zabanili А от Дани, конечно, в памяти останутся тексты. А тусовки, критика, издательства — для своих…
Наталья Якушина У тех, кто хвалит плохое и кто такое выпускает, у тех репутация в глазах общественности падает. Как и репутация премий уже упала давно, лет пять тому назад. Уже люди думают: ну, какому дерьму ещё премию дали?
Дмитрий Конаныхин Это очень-очень смешно — младший клерк из какой-то лавки ставит на вид русскому писателю».
И правда же, веселое зрелище: издательская шестерка указует ПИСАТЕЛЮ, что ему надобно заработать репутацию, чтобы остаться в литературе. А не то она, никому не известная и никому не интересная издательская «подай-принеси-пошла-нахуй», писателя из литературы выкинет. «И очень даже просто». Шестерочки — они такие, точно знающие обходные пути к писательской репутации и окольные пути в искусстве, к искусству никакого отношения не имеющие.
Такова установка в книгоиздате: литераторы всего лишь затычка в книгоиздательской дырке. Такова же толпа шестерок, заботливо наставляющая писателя, когда тот ведет себя неправильно. Недостаточно сервильно. Оно и неудивительно: челядь всегда считает себя выше тех, кто ее кормит. Челядь всегда путает кормильца с нанимателем, поэтому писатель в глазах шестерок — назойливый проситель, а издатель — благодетель. Благодетель, в любой момент готовый слить подчиненных в унитаз и на ИХ деньги построить себе поместьице. Или вообще сдриснуть с деньгами конторы в синюю виргинскую даль.
К чему приводит отсутствие конкурента? Правильно, к падению уровня продукта и завышенным ценам. Хорошо это только для продажников да перекупщиков, и то ненадолго. Мы, писатели и читатели, в этом самом «ненадолго» и живем. Шестерки «белого господина» одергивают нас и «ставят в рамки», словно миссионеры — аборигенов. Причем на их же, аборигенов, собственных землях, украденных и загаженных чужаками. И для этих чужаков мы — объект зачистки, ненужно бременящий землю. В глазах пришлых — не нашу — ИХ землю.
