Какой ты системы, человек?

Похоже, мой недавний пост о критиках раздразнил гусей. Упомянутые в нем безымянные (ну, почти безымянные) личности иронизируют вовсю: «Узнал, что я активно агитирую за Ridero. Сюрпрайз… где мои тридцать сребреников?! — Это тебя от меня ударной волной накрыло. — Ага, полетели клочки по закоулочкам», — и смайлики-смайлики-смайлики, фиговые листки тырнета. А потом в другом месте, где один из упомянутых мною оплакивает свой непринятый ро́ман, всеобъемлющее мнение на мой счет:«Чую, прилетит сейчас от какого-нить еб*нашки за бессовестную рекламу «ЛайвЛиба». Кстати, кому любопытно, тот может сходить по ссылке в мой пост, поискать в нем слово «агитировать» — и убедиться: в тексте его нет. И не было. Вдобавок агитатор из среднестатистического Васи Торгово-Сетевого как из говна пуля: продавать не умеет, знай ноет и причитает, точно баба над пролитым молоком. Может, оттого, что информацию из текста извлекать не умеет, а слово «откровенничать» в его мозгах дивным образом преобразуется в «агитировать» — в полном согласии с ассоциативной цепочкой, скрывающей правду.

Не помешало бы господам винтикам системы развить полезный в их положении навык — врать убедительно (коли уж других талантов не дал бог). Лекции с нехитрыми схемками и пиздежом, кто кому в конторе платит, нынче устраивать умеет и школота. Факторы влияния на потребителя во время летучки перечислять — тоже. И что? Системка-то издыхает, «господа соврамши». Не помогают ей ваши россказни.

Надоели неинтересные бизнес-люди с их неинтересными бизнес-враками. А я хотела написать об интересном — о системе, вернее, о Системе с прописной, в которую рано или поздно превращается всякое производство, даже если ничего особо нужного не производит. Вот как книгоиздат в наши дни:
— масслит выпускает унылое говно — мизерными тиражами, но тысячами наименований — и каждый раз клянется, будто данный экземпляр шняги взорвет читателю мозг (спасибо, конечно);
— мейнстрим с помощью критиков-хэдхантеров таскает из жопы мира всякое, выдавая за самородное золото (хотя получается, как в анекдоте: «Да что там может быть хорошего?»);
— пара дюжин «культовых фигур», раскрученных о прошлом веке — эти вообще не помнят, кто их последним купил, поэтому пишут… аккуратно. А если без эвфемизмов, то серенько. Запал у «культяпок» давно прошел — шутка ли, столько лет соответствовать формату (пусть и сформированному не без участия автора и не без учета его наклонностей). Поневоле обелянишься.

На мои статьи обиженные откликаются выкриками: «Спердобейся!», «Завидуй молча!» и вопросом: «А какой она системы?» — вот и возникла мысль написать пост о «системе вообще». У Туве Янссон был «враг вообще», а это «система вообще». Мне, кроме обвинений в зависти и предложений спердобиться, нередко задают вопрос: «Какой ты системы, человек?» — и не хотят верить, что своей собственной. Ну не бывает таких, как я, по крайней мере в их гравитационном поле. Я для людей какой бы то ни было системы — алиен в большей мере, нежели зеленый человечек с тремя глазами и летающей тарелкой под боком. Как и любой наблюдатель извне, не то арахнолог, не то мирмеколог, с интересом глядящий на шевеление усиков и лапок в стеклянной банке. Причем ни малейшего желания лезть в банку у наблюдателя нет, пусть пауки-муравьи и не верят в его добрую волю и зоркий глаз.

Естественно, как всякий внешний наблюдатель, я не вижу деталей, а вижу только последствия: издыхает мини-популяция в банке или процветает, какая кормежка убивает одних особей быстро и безболезненно, а другие ничего, мучаются, но приспосабливаются; сколько их остается, ежели кормить с перерывами, жрут ли крупные особи мелких и объединяются ли мелкие, чтобы сожрать крупных… Словом, на полноту знания не претендую. Однако прогноз составить могу. Благо не первый десяток лет на Системы смотрю, немало их прошло перед глазами.

Помнится мне история, рассказанная моим другом, ученым с мировым именем, доктором наук. Зашел он в институт, в гардероб. Там сидит гардеробщица, на весь мир обиженная. Глядит на выложенную на стойку одежду и ярится:
— А что, самому повесить нельзя?!
— Тогда зачем здесь вы? — интересуется доктор наук, человек, замечу, вежливый и демократичный.
И тут гардеробщица выдает упоительное:
— Вы сколько лет в системе работаете?!

От так ота. Гардеробщица решила напугать ученого академической системой. Если нельзя оправдать себя тем, что не делаешь своей работы, если на социальной лестнице ты неизмеримо ниже оппонента — надо помериться сроком работы в Системе.

В книгоиздатовской Системе, как и в любой торговле, при конвейере имеются конторы, коим положено работать с потребителем, то бишь с читателем. Обслуга, если разобраться, тех-пиар-персонал. Чтобы не стать таковым, исполняя обязанности, например, критика, надо существовать вне Системы. Конечно, профессия критика (и даже продажника), обитающего внутри банки, тоже предполагает невеликую толику свободного творчества, однако влипшие в Систему и ее не используют. Везде, куда ни плюнь, одни и те же враки про читателя, который голосует рублем и вместе с тем платит галям-васям, втюхивающим ширнармассам очередной «толанд». Хотя платит им Система — читатель-то за ее пределами, практически весь (а с появлением пиратов, ридеров и литсайтов вроде Самиздата и подавно).

Кстати, процитированные мною господа только повторяют информацию о невозможности повлиять на публику (а то ведь непременно отмажутся). Никаких алгоритмов-схем-паттернов за десятилетия «работы с читателем» они не выработали. И не выработают, уж будьте уверены, разве что лапши боссам на уши навешают, после чего будут сидеть своих уютненьких и ныть. Или лекции читать, что, в общем-то, одно и то же.

Невзирая на разлаженность механизма, в Системе по инерции что-то погромыхивает, пованивает, испускает облачка дыма и время от времени вываливает из окошек подачи питательный экстракт — ах, простите, зарплату, премии и спонсорские подачки. Вот этим подачкам и предлагается завидовать. Кому предлагается? Да всем подряд: читателям, раздраженным валом УГ, свободным критикам, Системой не прикормленным и не повязанным (во всех смыслах, включая церебральный секс), философски настроенным личностям, наблюдающим за процессом извне. Не имея возможности вызвать уважение, «гардеробщики Системы» неустанно претендуют на зависть.

Я не отрицаю того факта, что монополия на литературу всегда касается человека пишущего, а среди пишущих каких только диагнозов персонажей не встретишь. Все та же критикесса, которой якобы платим мы, читатели (уж я-то по отношению к ней стопроцентно читатель: никаких романов этой особе не посылала — как, впрочем, и никому из издателей, критиков, агентов и проч.), рассказала про забавное существо: на фотографию торта, испеченного сыну критикессы на день рождения, существо написало коммент: «На это у вас деньги время есть, а на мой роман — нет? Сразу видно — критег!» Ну что тут скажешь? Невроз на грани психоза.

Вы в курсе, что психиатры и психологи после многолетних трудов тоже начинают казаться не вполне нормальными? Такоже и на критиков действует общение с обозленными на весь мир графоманами, умирающими от зависти, от желания добиться от критика положительного отзыва, а от издателя — продвижения, — короче, с теми, кто пытается встроиться в Систему. Критики, как винтики Системы, видят патологию во всех авторах (и не авторах…). Вера в существование людей, умеющих вовремя послать матом определиться с целями творческого процесса, а потому не надоедающих господам критикам, иссякает.

Однако есть еще люди, понимающие, что именно они создают, чего от своей креатуры хотят и чего ждут от коллег или… от объектов наблюдения. Умение, что и говорить, редкое. И с каждой пятилеткой встречается все реже. В наши дни, как выяснилось, и филологи со степенью, вообразившие себя критиками внезапно, не знают, что пишут, не отличают отклик от отзыва, а отзыв от рецензии. Про научную статью страшно подумать, насколько та недоступна. Глянешь в «Журнальный зал», а там всё критики, критики (даром что клянутся — дефицит их у нас, дефицит!): «тридцать пять тысяч одних курьеров! Каково положение?» Положение, что и говорить, хуже губернаторского.

То из глянца заглянут с просьбишкой: «я смогу объяснить условной интеллигентной сорокалетней женщине с высшим образованием, живущей в условном Екатеринбурге, — а мы примерно так представляем себе аудиторию, — зачем ей читать про японских школьниц или про циничного француза, принявшего ислам… Нежное пожелание редакции. Хотелось бы, чтобы эти полосы были не очень мрачными. Потому что люди покупают нас, чтобы немножко развеяться и прийти в себя, чуть-чуть отдохнуть, получить какой-то глоток воздуха. Потому что осень, знаете, у всех депрессия, давайте оказывать посильную поддержку. А потом, вы знаете, Новый год, давайте не будем отравлять праздник. А вот еще весна, вы знаете, у всех гормональный подъем, а тут какие-то ужасы на полосе. Или вот лето, у нас сдвоенный номер, предполагается, что мы будем писать про пляжное чтение». Получается, «мрачное» ни в какое время писать не стоит. А то как бы гламурные кисо читательницы педикюр с маникюром не подпортили дрожащими от нервов руками.

То любимые мною критички из распавшегося трио «попугаек» вещают: «Критика больше не запрещает себе чувствовать — она поддается волне рядовых, потребительских, читательских и зрительских эмоций, чтобы испытать на себе — а что такое критика, как не опыт личного переживания искусства? — испытать, прочувствовать, как воздействует книга, фильм, спектакль, экспозиция. И непременно разобраться — почему? Почему одно трогает, а другое оставляет равнодушным? Почему одно ощущается как живое и подлинное, а другое — как подделка и манипуляция? Критик умеет чувствовать осознанно. А подлинность чувства и осознанность — почитайте сегодняшних психологов — это правило выживания личности номер один. Критик — личность, выжившая в волне потребления, критик отвечает за себя. И личность критика, явленная в критическом тексте, сегодня — самое интересное, что может предложить этот жанр». Интуитивизм, кстати, признан хреновым устарелым методом анализа предмета искусства два столетия назад.

Итак, личность критика, его humble opinion нам тоже втюхивают — как самое интересное, что может предложить «жанр» (наукой или хотя бы научно-популярным методом это больше не называют). Что же у нас в качестве личности критика болтается в Системе, м?