Успех — божество нового века. И нас усердно призывают в его храм для молитв и приношений. Литераторы в пастве этого идола, мне кажется, на втором месте. Сразу после политиков. По мере перемещения пресловутого локуса контроля вовне литературное творчество уступает место погоне за окололитературным успехом. Ведь у медийного успеха имеются четкие критерии, а у литературного успеха таковых критериев нет и не предвидится. И даже смерть писателя в безвестности, нищете и душевной болезни ничего не значит перед лицом вечности.
Вот поэтому и развелось у нас нынче писателей, что чаек на свалке. Хотя глядя на современного писателя не разберешь, ради чего он, собственно пишет. Гонорары? Не смешите мой педикюр. Гонорары закончились эдак в 2008-2009 годах, когда я и сама бросила писать нон-фикшн. Тогда даже «Эксмо» понизило ставки вдвое и предложило работать если не за бутерброд с сыром, то за бутерброд с сыром и листочком салата. Признаюсь, какое-то время все мы верили, что деньги за написанные и сданные в печать книги вернутся, а с ними вернется и писательская профессия. Что литераторы еще будут профессионалами, а не обладателями странноватого хобби, жрущего время и силы.
А вот хрен. С той поры прошло десятилетие, но положение дел только усугубилось. Теперь издательства с автора пытаются получить деньги, разыгрывая старую-престарую постановку издателя Гарамона из приснопамятного «Мануция». Перечитайте «Маятник Фуко» Умберто Эко — или хотя бы погуглите название, если уже не помните, в чем суть. И вы удивитесь, насколько отчетливо сквозь былое проступит современность, да с четким издательским гешефтом в качестве финала: «У «Мануция» лежат на складе шестьсот пятьдесят экземпляров в листах, господин Гарамон переплетает пятьсот и отправляет их наложенным платежом. Результат: автор авансом оплатил стоимость производства двух тысяч экземпляров, из которых издательство отпечатало тысячу и переплело восемьсот пятьдесят, из которых пятьсот были оплачены автором вторично. Пять десятков авторов в год, и бюджет «Мануция» закрывается с хорошим активом.
И без угрызений совести: ведь это продается счастье».
Итак, писатель, а пуще того графоман пишет не из-за денег. А из-за чего тогда? Ради прекрасных глаз отзывов доминирующего где ни попадя критика? О-о-о, это же те же деньги. Мало купить собственно критика — он, ничтожество такое, за пару косых напишет ласковых словес на три абзаца, но нужно же и напечатать те словеса. А пространство в журнале или на сайте тоже стоит денег. Так что отзыв складывается из дурацких дешевых похвал, дурацкого пространства в печатном или непечатном органе, дурацких надежд дурака-автора — и, разумеется, суммируется всегдашним равнодушием публики. Поскольку публика уже знает цену и «Мануцию», и премиям «Петруцеллис делла Кукуцца», и карманным критикам господина Гарамона. Опять картоном накормить норовите? Денег наших жаждете? Так вот вам! — и под нос надеющемуся на чудо автору выдвигается преогромный народный кукиш. Почему автору? Да потому, что издатель и критик свое так или иначе возьмут. Они давным-давно работают не на читателя — это писатель считает, будто пишет для того, чтобы его книги читали. Вот придурок!
Получается, критику, а вернее, народную похвалу можно достать и в другом месте, причем не связываясь с Гарамонами и с их мошенническими схемами. В Сети лайков много! Правда, сыплют ими все, кому не лень, — и заодно тем, кому не следовало бы. Оказаться на одной ступени с существом, которому сразу после лайков благодарные, даже чересчур благодарные читатели советуют найти бету, а то его прекрасное произведение не разобрать из-за отвратной орфографии и еще более отвратной пунктуации… Для приличного писателя, «разумеющего грамоте», это, согласитесь, довольно унизительно.
Особенно когда со своей выношенной, выпестованной, оригинальной идеей автор оказывается на одной доске с рядовым плагиатором, не оправданным никакими высокими материями типа поиска себя в постмодернизме. Даже дважды плагиатором. Поневоле вспоминается пришедшая позудеть о жестокосердии критиков Упитанная Фея, пожилая тетя, пишущая фики на произведения Панова, которые суть тоже фики, — так сказать, фикерша второго порядка, паразитирующая на паразитах.
Также вспомню, как лет пять-десять назад таскались ко мне елейно-троллящие товарищи, требующие (не с себя почему-то, а с меня) большого филологического подвига: поставить четкие и однозначные рамки понятию «плагиат». То есть отделить оное понятие от реминисценций, аллюзий и прочего скрытого цитирования — без всякой тонкости, скальпелем, чтобы по ту сторону было еще цитирование, а по эту уже подсудное дело. Тогда-то я их посылала по матушке, за наглость и желание пожрать моего времени и нервов — ибо подобные понятия определимы аж в трех, если не в пяти сферах, от юридической до филологической; к тому же я не нанималась за похвалы хрен пойми кого из этих ваших интернетов делать работу комиссии по авторскому праву.
Ну, а сейчас скажу одно: объем, убогие, объем. Смотря сколько спизжено из произведения и насколько новая версия возможна для понимания без штудирования первоисточника.
Проглядывание (чтением это не назовешь) фикерских трудов и плодов навело меня на мысль, а там и на уверенность в смешной и одновременно печальной зависимости. Если вы хотя бы мельком не взглянули на первоисточник — не посмотрели сериал, не поиграли в игру, не почитали книгу, которые фикер перепер для своих фикерских нужд — вы попросту не понимаете, «где смеяться». Вам непонятен сюжет, поскольку большая его часть не более чем намеки на события, описанные или показанные в первоисточнике; вместо образа героя перед вами лишь бледная тень, потому что его «весь фандом знает» и аффтар ленится описывать, а вернее, переписывать общеизвестное… И даже чувства, которые якобы принадлежат перу данного фикописца, имеют вид, четко стандартизированный по образу и подобию чувств, «востребованных читателем».
Хотя по мере расширения аудитории, читавшей-смотревшей первоисточник, все меньше работы требуется от аффтара. За него все образы созданы, все серьги сестрам розданы, все сюжетные ходы придуманы, даже читательская группа собрана и нежно лелеет «канон и фанон». Знай дополняй кем-то созданное да переделывай на свой вкус. А точнее, на вкус своей дорогой и любимой ЦА. И как это способствует самовыражению и пополнению культурного наследия, спрошу я вас?
И таки да, я считаю плагиатами римейки-сиквелы, затеянные без согласия их создателя — а то и с согласия. Редко-редко подобные вещи оказываются удачными. Лично я могу припомнить лишь фильм «Продюсеры» 2005 года — и то я не киновед, мне просто вторая версия нравится больше первой, но снимал-то ее тот же режиссер. Приводимые в качестве контраргумента произведения, образцы плагиата, якобы ставшего шедевром, никогда меня не впечатляли. Либо это были абсолютно другие вещи: фикеры назвали бы их AU — Alternative Universal (альтернативная вселенная, где все не так, как у автора) или ООС — Out of Character (отличия в характере героя от образа, созданного автором). Либо самая обыкновенная стилизация, как правило, весьма слабая, с нарушением авторской задумки, идеи, атмосферы места действия, с деградацией стиля и разрушением всего, что составляет ядро произведения. Ну и какое это продолжение, простите?
В те далекие времена один не то сетевой интеллектуал, не то круглый идиот (впрочем, есть ли разница?), делающий «комментаторский чёс по писателям», прибежал и ко мне. Здесь, перепутав фантаста Кристофера Приста с Простом (не иначе как автогонщиком по имени Ален — или с его сыном Николя, тоже автогонщиком) задал извечный вопрос: а как же «Прост», продолжатель Уэллса? Разумеется, предполагалось, что произведения оного просто-Приста шедевральны. Причем все. Интересно, малый разорвался бы на сотню маленьких трололо, скажи я ему:
а) что «Машина пространства» всего лишь средней руки стилизация, написанная по мотивам работ новаторских и интересных именно своим новаторством; следовательно, ценность «Машины пространства» как литературного открытия нулевая;
б) что в отношении нравов, идей и быта позапрошлого столетия она выглядит странно, «альтернативно», читателю остается лишь принять точку зрения критиков, будто это некий «прото-стим-панк»; однако тогда при чем тут Уэллс?
в) что в данном опусе полным-полно расхождений с тем, о чем говорит в своем произведении Уэллс, это в полном смысле OOC и AU, а значит, вещь Приста можно воспринимать исключительно как самостоятельную, следовательно, и оценивать так же.
Кстати, пристовское продолжение сразу двух переломных для своего времени произведений великого фантаста писались не когда-нибудь, а в годы сексуальной революции. Сами представляете, как вела себя в его интерпретации вполне приличная барышня XIX века, то и дело флиртуя, прихорашиваясь, подкрашиваясь и попивая из фляжки отнюдь не чай. Так что о продолжениях всегда есть что сказать безотносительно рамок понятия «плагиат». Слабых среди них большинство, если не сказать подавляющее большинство. Оттого я так не люблю постмодернизм: на голом эпатаже и заимствованиях далеко не уедешь; а вложить надо так много, сколько ни у кого из постмодернистов нет — за редким исключением…
Но вернемся к нашим баранам, никакими талантами не блещущим плагиаторам и ясноглазой легализации воровства. По моему мнению, если автор берет какой-либо опус в так называемую литобработку, он должен вложить не меньше, а больше старания для придания вещи новых черт: образного ряда, сюжетного прогноза, общей идеи и даже авторского сеттинга, отличного от исходного. Что же «продолжатель» вправе оставить? Имена героев? Их профессию, их устремления — ну или хотя бы склонности и способности?
Например, любимый Гарамонами фансервис, податель материальных благ дяденькам продюсерам, не предполагает ни самостоятельности, ни оригинальности. Можно назвать фанфик ориджиналом, но оттого он не перестает быть набором штампов и шаблонов. Можно переменить имена героям и опубликовать фанфик по «Сумеркам» как самостоятельный роман. Можно даже наварить на этом многаденег! Однако успех, повторюсь, не сделает писателя из успешного продажника и бесперебойного поставщика пиплохавательной писанины. Другое дело, что быть именно писателем, а не торговцем при храме, мало кто готов. Даже тот, кто вроде бы хочет научиться писать, на деле хочет всего лишь пролезть в печать. Хотя при нынешних тиражах и гонорарах я вообще не понимаю, зачем это нужно…
